Своеобразие и особенности станковой и книжной иллюстрации С.С. Косенкова
Молодому художнику необходимо «переболеть» творчеством своего кумира, набраться опыта, чтобы выработалась своя эмоция, свое понимание мира, явления, изобрести свой способ отражения этого мира.
Опыт приходит далеко не сразу. «Творчество – это каторга», – запишет однажды С.С. Косенков в своем дневнике. Начинающему писателю или поэту говорят: «Если можешь не писать, – не пиши». Так и работа настоящего художника не должна быть любительством.
Косенков, конечно же, не исключение. Он прошёл эту «каторгу» достойно и ярко, оставив наследие, которое, как нам кажется, будет интересно всегда.
«Я пикассил, гутузил, вангогил», – не единожды признавался Косенков. Это было нормальное и естественное обучение мастерству и одновременно поиск, свойственный каждому начинающему художнику. Не случайно белгородский график цитирует своего учителя, знаменитого художника-конструктивиста и родоначальника украинского авангарда В.Д. Ермилова: «Так вот, если вас интересует Сезанн, то постарайтесь написать так, как это написал бы Сезанн, чтобы человек не особенно сведущий, спросил: «Откуда это у вас Сезанн?» Не бойтесь, что вас будут обвинять в подражании Сезанну – вы делали это сознательно, и это вас оправдывает…»
Не так долго Станислав Степанович Косенков «пикассил» и «гутузил», пробовал и осваивал различные графические техники. И, несмотря на то, что к 60-м годам черно-белая и цветная линогравюра стала изживать себя и в приоритете у российских графиков оказался офорт и литография, Косенков главной и основной техникой выбрал для себя именно линогравюру, внёс в неё новое дыхание, буквально взорвав общее представление о возможностях этой техники.
Кризис линогравюры был очевиден и неотвратим, поскольку профессионалы, знатоки и любители линогравюры устали от одинаково безликих, маловыразительных повторов вчерашнего дня, в достаточном изобилии наполняющих выставочные залы.
Явилось другое, молодое поколение графиков. Поиск новых средств выразительности, нового изобразительного языка, стиля и смелость эксперимента в своё время утраченные, сохранили интерес к линогравюре.
Одним из самых заметных молодых графиков оказался никому неизвестный ещё художник из Орла – Станислав Косенков.
Маститый московский искусствовед А. Морозов в журнале «Художник» за 1976 год написал: «Самым серьёзным достоинством художника кажется органичное сочетание поисков в области содержания и в области формы, раздумья о войне и мире, о судьбах своего поколения, острые лирические мотивы образуют здесь сплав, требующий сложного новаторского пластического решения. Этому и отвечают смелые композиционные приёмы используемые художником, широкая ассоциативность его языка. С. Косенков находится в ряду тех, кто определяет сегодня уровень нашей графики. И то, что он принадлежит к коллективу молодых графиков Черноземья, достаточно говорит о его творческих данных.»
Это как раз было время, когда Станислав Степанович уже дважды был удостоен двух золотых медалей за иллюстрации к роману Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание». К первой награде, которую он получил в 1971 году в Германии в г. Лейпциге, отнеслись достаточно скептически, назвав это событие случайностью. Но эта «случайность» повторилась в 1976 году в Чехословакии, в г. Брно на конкурсе искусства книжной иллюстрации С. Косенков получает вторую золотую медаль.
Роман Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание» был выбран Косенковым не случайно. Его собственному миропониманию и глубокому философско-психологическому осмыслению этого мира это произведение стало интересным и близким.
В унисон писателю, С. Косенков основное внимание уделяет Родиону Раскольникову, постепенно расшифровывая причину его состояния, прослеживая путь его самосожжения от зарождения идеи возможного преступления ради достижения высшей справедливости до её крушения.
Раскольников одержим «наполеоновской идеей». «Если я выше толпы в понимании и осмыслении жизни, значит, на всё право имею». «Человек я или тварь дрожащая?» – задаёт себе вопрос Раскольников и убивает старуху-процентщицу, вообразив, что именно эта старуха – воплощение зла и несправедливости. Но кому дозволен самосуд? Раскольников преступил недозволенное и этим убил свою душу. Причины смятения Родиона Раскольникова художнику ясны и понятны. Нужно только найти пластические и формальные выражения этого смятения.
Уважаемый и очень любимый С. Косенковым график В. Фаворский в своем творчестве акцент делал на белом, где белое «освещает» какое-то действо или событие. У Косенкова, напротив, доминирует темное, и в листах к «Преступлению и наказанию», и к «Игроку», и к «Бедным людям» Ф.М. Достоевского, и к иллюстрациям к знаменитым «праведникам» Н.С. Лескова… Недаром писатель и литературный критик Л.А. Анненский называл гравюры Станислава Степановича к Лескову – «черными досками». Японский кинорежиссер Хакира Куросава как то обмолвился: «Если человек не боится темноты, значит, у него отсутствует воображение». «Темнота» в косенковских графических листах добавляет ужаса и страха в изображении героя, шаг за шагом движущегося к преступлению. От листа к листу напряжение растет. Экспрессивность штриха, строгость рисунка заостряет контрастность черного и белого, создает драматические изломы плоскостей и вибрирующие тени. Появляется нужная эмоция в передаче чувств и переживаний героев.
В «Первом сне Раскольникова» Косенков интерпретирует сцену избиения лошади пьяным Николкой. Раскольникову снится сон. Родион, маленький, совсем ребенок гуляет с отцом по одной из улиц Санкт-Петербурга и видит кровавое избиение лошади. Мальчик потрясен. Бросается к лошади и целует ее окровавленную морду, обливаясь слезами. Вопреки описанию Ф.М. Достоевским сна на фоне толпы, наблюдающей расправу над лошадью, художник изображает Раскольникова… взрослым, и более того – с топором в руках. По левую руку, спиной к зрителю, явлена художником старуха процентщица. Рядом со старухой с корзиной в руке стоит ее сестра Лизавета. Косенков предъявляет нам эту сцену как предчувствие будущего преступления Раскольникова. Это сон – предупреждение. Совершенно новый изобразительный и смысловой ход. Все не так, как в романе, но противоречий нет.
Всего три года работы в технике цветной линогравюры понадобилось Косенкову, чтобы его циклы «Детство», «Стога», «Окна» не только заметили в молодой графике, но и бурно обсуждались по всей стране. К Косенкову пришла известность. Профессиональные художники поняли, что цветная линогравюра может быть другой. Нужно только найти новые способы как технического так и смыслового воплощения темы. Доказательством тому – цветные линогравюры циклы «Детство» С. Косенкова, преодолевшего инерцию традиционной линогравюры и создавшего в этом материале самобытные и запоминающиеся произведения.
Полжизни С.С. Косенков изучал дальневосточную культуру и философию. Многое, что график увидел, понял и пережил, обращаясь к дальневосточному искусству, послужило толчком для создания своего мира, в котором существует человек. Вот цитата из его дневника: «Сила, величие, страх, слабость, желание – все через человека, через пластику его тела. Пространство листа – мир человека, творца, раба, воителя, разрушителя, властелина, труженика, мыслителя. Композиция – это человек в мире и мир в человеке. Выяснение их отношений – смысл работы».
В 1978 году искусствовед А. Дегтярь напишет: «В поисках образа, адекватного светлому юношескому мировоззрению, художник переосмысляет традиционные принципы линогравюры, строя колорит не на декоративной плоскости, а причудливыми красочными раскатами, что выражает нестёртое острое цветовое видение его поэтического героя. Даже в тех листах, где не изображён хрупкий светловолосый мальчик, сохраняется картина предстающая его глазам. Графику удаётся избежать характерной для цветной линогравюры пластической жёсткости, а присущие ей контурность и чёткость он сплавляет в метафору зримости воспоминаний». Таким образом в творчестве Косенкова цветная линогравюра обретает новые перспективы развития, лишний раз доказывая суетность моды на какие-либо приёмы и техники искусства. Неординарность технического и смыслового подхода в серии «Детство» не только обращает внимание любителей графики, но и закономерно удостаиваются больших наград: диплома Академии художеств и премии ЦК ВКЛСМ.
Мы говорили о перспективах развития художника, работающего в технике цветной линогравюры. И эти перспективы заметны не только в циклах последующих за «Детством», но и в циклах «Окна», «Стога» и в книжной иллюстрации.
Косенков применяет однажды найденный им способ композиционного построения графического листа и организацию пространства с помощью многоцветного раската, используемого в вышеназванных циклах. Таким образом, предмет изображения обретает новый и глубокий философско-психологический смысл. В 1976 году, когда цикл цветных линогравюр «Детство» не только обратил на себя внимание, но и поразил необычностью технического исполнения, ранее никем не использованного, С. Косенков запишет в своем дневнике: «Сейчас пора пришла не просто обратить на себя внимание какой то работой, а построить его модель мира; нет, не модель, а мир индивидуальный, неповторимый, сильный и человечный.
«Дальнейшее развитие я вижу в построении листа не как средства для имитации реального пространства, а в созидании пространства, подсинённого содержащего и созидающего новое образное пространство. То есть лист – мир, в котором живут по законам построения листа все изобразительные элементы. В листе свои законы тяжести, перспективы, верха – низа.»
И ещё. «Пространство для меня существует как пустота, как арена для размещения предметов, оно не обладает теми же физическими данными, что и предмет, оно всегда в контрасте и конфликте с ним, оно почти нереально в своей структуре (внутри себя), оно вообще, а предмет конкретен. Пространство приобретает конкретность в границах формата и в касании с предметом, но я всегда стараюсь заставить его «работать», быть напряжённым по отношению к предмету. Пространство конкретно, когда оно заканчивается, т.е. на своём пределе, и за ним начинается новое пространство. Понимание и отношение к пространству у меня сюрреалистично (или метафизично?), а предмет почти натуралистичен. В этом я вижу их конфликт, борьбу, противостояние и… согласие.» (1977 г.)
«Стиль, исходящий из философского мировоззрения и мироощущения, – вот на чём должно строится истинное творчество.» (1987 г.)
«…Я уже не могу «пробовать» что-либо чуждое мне. Я уже есть, я задел уже уровень, есть моя косенковская пластика, понимание соотношения предмета и пространства. Это не значит, что нельзя ничего иного делать. Искать, но в уже заданном русле.» (1982 г.)
Искренность и достоверность рассказа С.С. Косенкова о детстве стали понятными и близкими к простому зрителю.
Цикл «Детство» – это собирательные черты как героев русской литературы, так и героев в изобразительном искусстве. Это ещё и пронзительное повествование о собственном детстве, время которого пришлось на военное лихолетье. «Детство улыбнулось мне лишь краешком губ», не раз повторял художник.
Новаторство графика С.С. Косенкова проявлено не только в иллюстрировании произведений Ф.М. Достоевского, но и в работе над книгами других авторов, близких художнику по духу.
С.С. Косенков снова, как и в случае с романом Достоевского «Преступление и наказание» выбирает необычную повесть воронежского писателя Е.П. Дубровина «В ожидании козы» (1968 г.). Художника преследуют две цели: попробовать использовать, так называемый, «цветной раскат» не только в станковой графике, но и в книжной иллюстрации. Вторая цель – желание подчеркнуть особенность и неординарность повести писателя.
В послевоенной прозе, пожалуй, впервые описывается не радостная встреча отца, который, видимо, по разным причинам не смог вернуться домой сразу же после войны. Возможно, он был в плену, в концлагере или батрачил на немецкого фермера… Для сыновей – подростков отец чужой дядька, отравляющий их свободную жизнь. Неожиданным был и рассказ о солдатах, ставших грабителями и бандитами. Не каждый молодой человек, вынужденно убивавший и утопавший в крови, сохранит здоровой свою психику.
«Московская цензура вряд ли позволила напечатать эту повесть, – предполагал Косенков.
О работе предмета в пространстве, организованном художником, упоминала искусствовед Ольга Воронова, и не только Воронова, добавим мы.
В повести Е.П. Дубровина «В ожидании козы» в гравюре-иллюстрации «Ожидание» цветное пространство, придуманное художником, позволяет зрителю не только сопереживать ребёнку, застывшему у окна своего дома в ожидании родителей, уехавших в город за козой, чтобы прокормить детей в долгую, холодную и голодную зиму, но и предоставить возможность поразмышлять и, может быть, дать слабую надежду на положительный исход события. Но родители, скорее всего ограбленные и убитые, никогда больше не увидят своих сыновей.
Высокие мальвы расцвели под окном. Цветы словно тянутся к душе ребёнка и своей красотой и нежностью смягчают печаль ребёнка.
Косенков использует фиолетово-серый фон. Фиолетовый цвет, по Косенкову, цвет небытия. А у священников ещё и уход в сферу духовности, которая, по вере, обязательно присутствует в мире другом, потустороннем. Фиолетовый цвет, думаем, не случайно вкрапляется и в их повседневные одеяния.
В графическом листе-иллюстрации «Утрата» фиолетовый цвет усиливается. Становится плотным, жёстким т агрессивным. Фиолетовые «сполохи» напоминают пожар. Языки фиолетового «пламени» «сжигают» хату. Вот-вот доберутся до соломенной крыши. Пространство расширяет серовато-голубое неровное пятно. А в нём – окно. Стекло разбито, и между осколками – чёрный силуэт женщины-хозяйки, напоминающий фрагмент древнерусской иконы с Божией матерью. Её жизнь разбита, и она не может больше обнять своих отбившихся от рук сорванцов.
В линогравюре «Память» в фиолетовом с серо-зелёным цветом небе художник изображает окно со сдвинутой в угол занавеской. Окно, словно большая птица, «парит» в небе. А, может быть, окно в небе – маленькая планета, вобравшая в себя знание о земле, обо всем, что на ней (земле) происходит и предвидит всё, что будет происходить с людьми дальше?
Вспомним ещё раз косенковскую запись в дневнике: «Понимание и отношение к пространству у меня сюрреалистично (или метафизично?), а предмет почти натуралистичен…»
«Над реальностью», – одно из определений сюрреализма. А реальность такова: родители у детей погибли, младший брат, Влад, тоже гибнет, сорвавшись с крыши. Что остаётся старшему?..
«Окно-планета» залито сине-голубым цветом надежды: всё плохое всё же проходит. В этом листе пространство особенно многоречиво и даёт некую долю оптимизма. Вместе с художником хочется верить, что жизнь старшего брата как-то изменится и станет другой. А это окно и остов дома с обгоревшей после пожара печкой, оставшейся после пожара, будут оставаться в его живой памяти, как у каждого человека пережившего военное время.
Книжная иллюстрация – яркая и значимая часть творчества С.С. Косенкова. Самобытность косенковской иллюстрации заметили сразу. Это сказывается и в выборе писателя, который художнику интересен и в особенности самого иллюстрирования.
Косенков никогда не выбирает лобового, прямолинейного решения в своей работе, не идёт буквально в след за автором, но создаёт свой параллельный мир, пересекающийся с чувством и мыслью писателя. Художник словно доказывает невысказанное, становится соавтором, соучастником и в какой-то степени интерпретатором увиденного и пережитого рассказчиком.
Для графика важны внутренние совпадения с писателем, его собственный жизненный опыт, высочайшая шкала переживания того или иного события, психологического состояния героя, наполняющие книгу.
В нашем материале речь шла только о двух писателях – Ф.М. Достоевском и современном Е.П. Дубровине, над творчеством которых самозабвенно работал С.С. Косенков. Ограниченность текста не позволяет говорить о других творцах, которые «цепляли» и вдохновляли художника в продолжении всей его жизни. О них, надеемся, речь впереди.
Старший научный сотрудник, заведующая музеем-мастерской заслуженного художника РСФСР С.С. Косенкова Анна Косенкова
